– Что такое человек? Всего лишь набор химических Компонентов в соединении с манией величия, – говорил доктор Притчет группе гостей. Он взял с хрустального подноса канапе с икрой и, подержав его двумя пальцами, целиком засунул в рот. – Метафизические притязания человека просто нелепы. Ничтожное количество протоплазмы, полное каких-то уродливых понятий и мелочных, жалких чувств, – и это воображает себя чем-то значимым! Нет, воистину именно в этом сокрыт корень всех бед человечества.
– Профессор, а какие понятия не являются уродливыми и жалкими? – спросила жена одного автопромышленника.
– Нет таких понятий, – сказал доктор Притчет, – во всяком случае, в пределах человеческих возможностей.
– Но если мы начисто лишены каких бы то ни было хороших понятий, то каким образом мы можем определить, что наделены лишь уродливыми? Я хочу сказать – по каким критериям? – нерешительно спросил один молодой человек.
– А нет никаких критериев.

Эта фраза заставила слушателей замолчать.
– Философы прошлого были дилетантами, – продолжал доктор Притчет. – Именно нашему веку выпала участь заново определить цель философии. Она состоит не в том, чтобы помочь людям найти смысл жизни, а в том, чтобы доказать им, что его попросту не существует.
– А кто может это доказать? – с негодованием спросила симпатичная молодая девушка, отец которой владел угольной шахтой.
– Это пытаюсь сделать я, – сказал доктор Притчет. Последние три года он заведовал кафедрой философии в Университете Патрика Генри.
Лилиан Реардэн подошла к окружившим доктора Притчета гостям; ее бриллианты сверкали в свете люстр. На ее лице играла чуть обозначенная нежная улыбка, легкая, как тень.
– Человек своеволен лишь потому, что упрямо пытается докопаться до смысла своего существования, – продолжал доктор Притчет. – Но поняв однажды, что он ничтожен в сравнении с бескрайней вселенной, что его действия ничего не значат и совершенно неважно, жив он или умер, человек станет куда более… покладистым. – Он пожал плечами и потянулся за очередным канапе.
– Я хотел спросить вас, профессор, что вы думаете о законопроекте о равных возможностях? – с тревогой в голосе спросил один бизнесмен.
– А, о законопроекте… Но, по-моему, я ясно дал понять, что одобряю его, так как являюсь сторонником экономической свободы, которая невозможна без конкуренции. Следовательно, людей нужно принудить к конкуренции, а значит, мы должны держать их под контролем, чтобы заставить быть свободными.
– Но послушайте… разве одно не противоречит другому?
– В высшем философском смысле – нет. Надо научиться смотреть дальше закостенелых догм устаревшего мышления. В мире нет ничего неизменного. Все течет, все изменяется.
– Но ведь это вполне соответствует здравому смыслу, когда…
– Здравый смысл, мой дорогой друг, – самый наивный из всех предрассудков. В наше время это уже общепризнанно.
– Но я не совсем понимаю, как можно…
– Вы разделяете самое распространенное в мире заблуждение – считаете, что все можно понять. Вы не осознаете, что мир – это сплошное противоречие.
– Противоречие в чем? – спросила жена автопромышленника.
– В самом себе.
– Как это?
– Видите ли, мадам, долг мыслителя – не объяснять, а показать, что невозможно ничего объяснить.
– Да, конечно… только…
– Цель философии – не добиваться знаний, а доказать, что человек и знание несовместимы.
– Но что же останется, когда мы докажем это? – спросила молодая девушка.
– Инстинкт, – почтительно ответил доктор Притчет.
Из книги «Атлант Расправил Плечи»
К.